«Директора-коммунисты оказываются «шляпами» / 1 Декабря 1934 / История Ульяновска / Годы и люди

«За 1-й квартал 1935 года в связи с убийством тов. Кирова, работа УГБ НКВД усилилась, в соответствии с чем выявилась большая активизация контрреволюционных элементов, при чем раскрыты целые группы террористов и др. контрреволюционных организаций и т.д.», – секретно докладывал 31 мая в Краевую прокуратуру Ульяновский районный прокурор Арянин.

Особую его тревогу вызывала обстановка в деревне, где отмечался «саботаж отдельных единоличников, которые отказываются совершенно от посева, и есть даже такие, которые заявляют перед вручением обязательства, что они обязательства на сдачу хлеба давать не будут и просят не числить за ними даже озимый сев, который посеяли (Кременки, Ключищи)».

Кроме того, по словам прокурора, в ряде сел, таких как Ундоры, Бессоново, Солдатская Ташла, Скугореевка, Ключищи и Кременки имелось «немало антигосударственного элемента, который, не занимаясь честным трудом, работая только для виду, безобразничает, ворует и своими выходками терроризирует население».

Например, в 1934 году во время хлебопоставок в Кременках к уголовной ответственности были привлечены нескольких членов сельсовета во главе с председателем. Все эти представители власти (кстати, единоличники) вместо того, чтобы исполнять свои обязанности, пьянствовали, хулиганили и, главное, не сдавали государству причитающийся с них хлеб. В результате все они были осуждены Сессией Краевого Суда по статье 58 п. 14 УК и приговорены к лишению свободы на сроки от 2 до 8 лет.

По этому же пункту, карающему за «использование религиозных предрассудков масс с целью свержения Рабоче-Крестьянской власти или для возбуждения к сопротивлению ее законам и постановлениям» были осуждены члены сельсовета Солдатской Ташлы. Однако меру наказания, которую назначил им суд, Арянин в своем докладе не указал. Согласно же УК, осужденным грозило «лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже трех лет».

Все по ой же «политической» пятьдесят восьмой в Ясашной Ташле арестовали единоличника Кормилина, который избил члена сельсовета при исполнении тем служебных обязанностей – описывал имущество обвиняемого. А в Ключищах взяли группу местных жителей, в том числе заместителя председателя сельсовета Каленкова, которые «занимались пьянкой и хулиганством. При чем у одного колхозника украли овцу, которую зарезали здесь же, на гумне, и у другого колхозника украли теленка, которого зарезали в бане недалеко от двора потерпевшего. И когда их хотели задержать, произвели выстрел из обреза и скрылись. Задержаны, арестованы и преданы суду Каленков, Буранов, Бешенов, Косов».

Правда, в ходе следствия действия и Кормилина, и ключищинцев переквалифицировали на «хозяйственные» статьи – шестьдесят первую и сто девятую: «отказ от выполнения повинностей или производства работ, имеющих общегосударственное значение» и «злоупотребление властью или служебным положением», хотя от этого, по мнению прокурора, совершенные ими преступления «не утратили своего контрреволюционного характера».

Впрочем, далеко не все представители низового советского звена были такими, как упомянутые выше. Некоторые во имя колхозного дела рисковали и имуществом, и даже жизнью. Например, в Алексеевке ранее судимый за хулиганство Ястребов спалил дом заместителя председателя сельсовета Рогачева. А в Бессоново погиб его коллега Канзин. В окрестностях села действовала банда, состоявшая из местных единоличников, в том числе и судимых, промышлявшая воровством. В ее задержании вместе с милицией участвовал и зампред, убитый из бандитского обреза в перестрелке. Двое участников банды были арестованы, а вот третьему – главарю и убийце, удалось уйти.

Шпионаж и терроризм

Что касается дел чисто политических, так сказать, безо всяких хозяйственно-хулиганских примесей, то, в этом плане районного прокурора сильно беспокоили средние учебные заведения, «куда пролезли в качестве преподавателей оголтелые троцкисты, меньшевики и т.д., в результате чего часть учащихся пропитывается антисоветскими настроениями и вместо учебы занимается хулиганством, в том числе и политическим». А «отдельные директора-коммунисты оказываются «шляпами». Один такой директор исключен из партии».

«Таким образом, нужно признать, что Ульяновск является одним из очагов скрывших свое лицо двурушников и ярых контрреволюционеров, выявление которых в настоящее время ведется усиленным темпом», – констатировал товарищ Арянин

Целое гнездо таких двурушников нашлось даже в коллективе главной областной газеты «Пролетарский путь», где примерно с 1920 года «окопались» редакционный художник Калиновский, слесарь Красовский и бывший секретарь редакции Огрызков. Все пятнадцать лет они вели «антисоветскую, контрреволюционную работу, имея связь с троцкистами и находя фактическую поддержку в своей работе внутри редакции, со стороны ранее работавших в редакции ответработников, входивших в троцкистскую группу (Зам. редактора Барышев и др.)». При этом, как отмечал прокурор, «подпольщики» не только не встречали отпора своим антисоветским разговорам со стороны руководства, но напротив, отношение к таковым было вполне либеральным.

Наряду с редакционными, существовали и другие контрреволюционеры, чьи имена приведены в прокурорском докладе: Мурахтанцевы, Премиров, Хуртин, Мировнов. Никаких иных сведений о них в документе нет. Известно лишь, что все эти люди проходили «по наиболее характерным делам», сведения о которых «в Крайпрокуратуре, безусловно имеются».

Всего же с января по март 1935 года через ульяновский Сектор УГБ НКВД прошло 42 дела, возбужденных по статье 58 УК РСФСР, по которым к ответственности было привлечено 95 человек, в том числе – 25 по району и 70 – по городу.

Больше всего – 19 дел на 34 обвиняемых (12 и 25 соответственно) было по пункту 10, за шпионаж, то есть «передачу, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам».

Еще 12 производств на 31 обвиняемого находились в стадии расследования (9 и 22 соответственно). Итого – 65 шпионов.

Трудно сказать, какие именно секреты, хранившиеся в Ульяновском районе, могли заинтересовать иностранные государства. Хотя, конечно, дислокация воинских частей или выпуск боеприпасов на Володарке были вполне способны привлечь чье-то недоброе внимание.

Срок по данному пункту обвинения грозил небольшой –до трех лет, и лишь в случае наступления тяжких последствий обвиняемому «светил» расстрел.

Куда суровее наказывалась «организация в контрреволюционных целях террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабоче- крестьянских организаций, а равно участие в выполнении таких актов», даже если конкретный исполнитель или участник ни к какой контрреволюционной организации официально не принадлежал. По этому, восьмому пункту все той же 58-й, был предусмотрен расстрел и конфискация всего имущества. И лишь при наличии смягчающих обстоятельств, можно было отделаться сроком «не ниже пяти лет со строгой изоляцией» и конфискацией.

Таких дел было всего 8 на 26 человек. Плюс еще два на четырех фигурантов находились в стадии расследования.

Всего же «политических» дел за первый квартал 1935 года было, напомним, 42, по которым проходило 95 обвиняемых, подавляющее большинство которых – горожане.

Так что «общее политическое положение в районе к моменту посевной кампании в деревне вполне устойчивое. Колхозники с большим подъемом готовились к севу» – докладывал наверх ульяновский районный прокурор.

P/S

К середине ноября 1935 года из 701 осужденного, содержащегося в ульяновских тюрьме и колонии, по обоим упомянутом выше пунктам 58-й статьи сидело всего 22 человека. Из них двое – за шпионаж, остальные – за контрреволюционные теракты. Таким образом, «политические» составляли 3,1% от общего количества сидельцев.